Остывая, печка потихоньку сопела и выталкивала из-под заслонки запах растопленной еловой смолы. На половицах, успевших напитаться жаром, Света свила гнездышко из пухового платка, одеяла и вязаной кофты. Залезла в кокон, натянула на худые коленки мягкий подол байкового халата, поерзала, помурлыкала, прикрыла веки.
До маминого возвращения из госпиталя она всегда успевала сочинить целую сказку. От тепла, горько-сладкого аромата прогоревшего лапника притуплялся голод, который, словно злой ветер, разгонял мысли и уносил из головы нужные слова. Здесь, возле очага, из бесформенного клубка фабулы сами собой начинали вывязываться затейливые узоры сюжета. Ах, какие живые, увлекательные, милые истории умела придумывать девочка! Беззвучно шевеля губами, Светлана проговаривала их по многу раз, как будто записывая на невидимые страницы еще не заполненной книги. Она верила, что внезапно звуки перестанут быть непослушными, им удастся пробить тугую сеть немоты, а с ними вырвутся из заточенья все-все-все ее волшебные рассказы. За полтора года безмолвия их накопилась, наверное, тысяча.
Эшелон полз из Одессы в Ирбит шестнадцать суток. Под Саратовом в окна товарняка пыхнуло огнем, на людей полетели острые щепки и горячие камни. Завизжала ребятня, заголосили, завыли женщины, и только Светочка, подавившись страхом, прижала ко рту серые от недельной грязи ладошки, проглотила залепивший гортань комок – и с той минуты совсем замолчала.
Сегодня как-то иначе поворачивался ключ в хлипком замке, дольше скрипели расшатанные дверные петли. В коридоре, заглушая шорох маминых легких ступней, топтались чьи-то тяжелые, неуклюжие ноги.
– Малышка-зайчишка, выгляни из норки!
В мамином голосе не было тревоги, поэтому Светлана отважно выбежала в прихожую.
– Вот, Ланочка, гляди… нам папу домой навсегда отдали. Не может он без глаз воевать… И теперь у меня два родных горемыки – одна немая, другой – слепой…
Приложив к бумаге оструганную дощечку, отец каждое утро заполнял несколько листов кривоватыми строчками. Затем они со Светочкой пили кипяток, одевались и шли по скользким ирбитским тротуарам в редакцию газеты. Похожая на хомяка тетка в гимнастерке забирала папины рукописи и давала взамен желтую рафинадную горку, а по пятницам – фунтик крупы, мороженую треску или банку ленд-лизовских сардин. Между тем семья по-прежнему жестоко голодала, несмотря на папины «заработки» и мамин докторский паек. У Светы шелушилась кожа, слишком медленно росли коренные зубы, от недостатка витаминов крошились ноготки.
– Потерпи, худышка, – поглаживая дочь по костлявому плечику, говорил отец, – скоро лес прогреется, наполнит свои кладовые – сходим за орехом да за морошкой. Ты станешь собирать, а я – тебя оберегать. Только ты мне непременно сразу скажи, когда прилетят птицы. Первые щебетуньи появятся – тут и придет весна. Будет легче, Светланочка, будет легче.
Стоя у окошка, Светочка изо дня в день мысленно складывала слоги: сквор-цы, лас-точ-ки, стри-жи. Ей казалось, что уж после таких многочасовых репетиций горло обязано вытолкнуть наружу важный сигнал. Солнце постепенно откусывало краешки некрасивых, поблекших сугробов, жадно поглощало снег, не оставляя ручейков, а в небе все еще было пусто. И вдруг…
Этого красавца она видела на картинках и, конечно, знала, как зовут белокрылую птицу, однако вытащить из памяти имя, чтобы поскорее обрадовать папу, никак не получалось. Сойка, дятел, чайка, зяблик, сорока – одно за другим Света отбрасывала в сторону неподходящие, не те слова. Надо вспомнить, обязательно вспомнить как можно скорее – и закричать! Пусть отец не увидит, зато ощутит, не пропустит первый миг долгожданной поры…
– Папа, аист! – выдохнув, пропела Светочка. От забытого вкуса звуков что-то звенело в груди, дребезжало в ушах. Наслаждаясь музыкой собственной речи, малышка покатала на языке громоподобную «р», колючую «з», упругую «л», гнусавую «м». – Зима прошла, оставайся здесь, дрррруг!
Птица приняла приглашение, уселась на влажный телеграфный столб, потрясла клювом и тихо проворковала о том, что ровно через семь недель окончится война.
Алиса Вереск
А ведь скоро 9 Мая! ++++++++
Весна вообще отличное время, май — лучший месяц, а 9 Мая — самый лучший день!
Не забудем, будем помнить всегда
Да, нынешние войны ничто по сравнению с ужасом второй мировой…